Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов

меня прессовал Плешивцев, не упоминая о вербовке. И ещё более подробно рассказываю о сегодняшнем приключении с Пёстрым и о том, что Плешивцев явно что-то ожидал у меня найти.

— И вообще, у меня лично такое чувство, — заканчиваю я, — что именно из этого ствола по вам и стреляли сегодня. Хотя… хотя большой надобности в этом нет, конечно. Нет пули и гильзы, нет экспертизы. Так что, найди они ствол, доказать, что стреляли из него будет очень трудно.

— Гильзы на месте были, — говорит Амир. — Я узнал. Из «Макарова» шмаляли.

— Тогда вообще хорошо получается, одним выстрелом двух зайцев убить. И вас, и меня. Вас застрелить, а меня на зону… Правда не сходится кое-что.

— Что не сходится? — мрачно спрашивает Абрам.

— Если бы Пёстрый был замешан, — задумчиво отвечаю я, — он бы предупредил Ашота о поджоге точки.

— Он не знал, — зло бросает Мамука. — Он не знал, падла! Я его посылал в Чехов с поручением. А по точке потом уже решил, когда пацаны сообщили, что менты снялись и свалили. Вот же сука, Пёстрый. Валить его надо гниду.

— Так сразу-то не нужно, — урезониваю его я. — Может, ещё и не он. Надо понаблюдать сначала, разобраться.

— Чтобы он нас всех с потрохами сдал? Амир, займись им. И выбей из него всю правду.

— Хорошо, Мамука Георгиевич.

— Что ещё? — спрашивает Абрам.

— Надо Ашотика тоже валить, — хмурится Амир.

— Да, знаю, ты мне уже десятый раз сегодня говоришь это.

— Надо его точки себе забирать, — говорю я. — Он в бизнесе ноль. Деньги тишину любят, а он шоу устроил с фейерверками. Идиот.

— Нет, — качает головой Абрам. — Ашотик, конечно, идиот, но если мы его точки заберём, менты такой начнут! Всех нас в асфальт закатают.

— А мы у Ашотика заберём, а у ментов не заберём.

— Это как?

— Мы сможем более эффективное управление предложить.

— А контора?

— А вот с конторой это нужно обсудить.

Закончив с Абрамом, я посещаю Мишу Бакса и не могу не зайти в палату к Арсению.

— Привет, майорчик, — лучезарно улыбаясь врываюсь я к нему, как дуновение свежего ветра.

— Ты чего ходишь ко мне? — злобно щерится он. — Наслаждаешься трудами рук своих.

— Нет, что ты, просто переживаю, как ты тут. Не скончался ли случайно?

— А тебя стало быть в тюрьму-то не посадили ещё?

— За что же безвинного человека и в тюрьму? Нет, этого уж ты не дождёшься. А вот сам за преследование Ирины Викторовны можешь загреметь. Мы сейчас работаем над этим, свидетельские показания собираем и всё такое прочее. Ну ладно, посмотрел на тебя, и на душе легче стало. Бывай, Арсений, не пропадай.

Вернувшись в гостиницу, я наконец-то звоню Рыбкиной.

— Егор! — радостно восклицает она. — Я уже места себе не нахожу, думаю не случилось ли чего. Ты как там? Ты в Москве ещё что ли?

— Да, Наташ, в Москве. Тут дела никак не отпускают. Но надеюсь через день-два вырвусь уже. Тогда сразу к тебе прилечу. Соскучился, ты не представляешь как. Как у тебя дела? Учишься?

— Учусь, конечно. Как дела, да нормально в принципе. Учёба идёт… Скучаю… Меня тут старостой назначили. Парень был, но его отчислили за поведение. Так что теперь я тут командую.

— Ну что же, молодец, — смеюсь я, — товарищ староста.

Поболтав с Наташкой, я иду к телефону-автомату и набираю Злобина.

— Брагин! Опять ты! Только не говори, будто снова пельменей хочешь. Я так на них скоро и смотреть не смогу.

— Вопрос есть, весьма щекотливый, Юрий Ильич.

— Серьёзно? Почему-то я не удивлён. Ну, давай завтра снова пельмешкам побалуемся…

Что ж, давайте побалуемся. А сейчас нужно собираться на ужин в компании друзей.

В назначенное время я стою на краю тротуара у гостиницы. Вышел на пятнадцать минут раньше. Игорь с Пашей нервно озираются. Да, времена неспокойные, что уж говорить. Сергей Сергеевич на своей «Волжанке» стоит в боевой готовности.

Платоныч предупреждал и был прав. Жорина чёрная «Волга» подкатывает раньше, чем договаривались. Могли бы уж сынку генсека и «Чайку» выделить, а то вчетвером сидеть не кайфово.

Открывается задняя дверь и из неё появляется Скударнов.

— Егор! Привет! Ты не против, если я тебя посерёдке посажу? Пролазь тогда.

Конечно я не против.

— Категорически вас всех приветствую, товарищи! — с улыбкой здороваюсь я. — Рад этому по-настоящему счастливому, судьбоносному и поистине переломному моменту сегодняшнего вечера.

— Ты погоди тосты говорить, не спеши, — отвечает Жора. — Будет ещё возможность.

Все смеются, демонстрируя радостное возбуждение в предвкушении дружеской пирушки. Я тоже испытываю это чувство общей радости. Уж тут-то мне ничего не угрожает и можно будет немного расслабиться.

— Егор, — говорит Скударнов. — А я просьбу твою выполнил. Разузнал про этого твоего майора Голубова.

— Да вы что!

— Да, попросил ребят из министерства. В общем, он в военно-инженерной академии служит.

— Во как! Как его туда-то занесло?

— Батюшка расстарался. Он у него шишка какая-то в ВЦСПС, вот и пристроил сынка непутёвого.

— Он преподаёт там? — уточняю я. — Не позавидуешь студентам.

— Нет, — усмехается Скударнов, — он там зам начальника отдела кадров.

— Чего? Отдел кадров?

— Он в Чехословакии служил и там попал в жуткий скандал из-за женщины. Он за дочерью начальника штаба приударил, ну и… в прямом смысле, в общем. Избил на почве необоснованной ревности. Начштаба его лично так отделал, что он в больнице лежал пару месяцев. Товарищеский суд был, всё такое. Типа как шпагу над ним сломали, но отец подсуетился и пристроил в академию. Ему даже звание присвоили. Так что сей субъект считается до сих пор офицером.

— Всё понятно с ним, — усмехаюсь я. — Ничего не меняется. Он ведь опять избитый в больничке лежит.

— Это кто его туда отправил? — интересуется Жора.

— Очередной начштаба, — смеюсь я. — Спасибо Даниил Григорьевич за информацию. Теперь всё на места встало. И так было видно, что мудак, а выяснилось, что он по жизни мудак.

Всё громогласно ржут:

— Ты где его нашёл?

— Да, это не я, знакомая одна его нашла и не знала, как отделаться. Вот пришлось его на излечение посылать.

— Ну, Егор! Когда ты всё успеваешь только?

— Слушай! — поворачивается с переднего сиденья Жорик. — А ты чем так сестру мою зацепил? Кроме юности и дерзости? Она мне все мозги тобой заморочила, где ты, да когда ты.

— Да что вы Георгий Леонидович, разве бы я смог? — улыбаюсь я. — Это ошибка какая-то.

— Ну и жук ты, Егорка, — смеются все.

Мы подъезжаем к ресторану и идём в отдельный кабинет.

— Мне надо ребят где-то посадить неподалёку, — говорю я.

Метрдотель относится с пониманием. Здесь для сына генсека готовы сделать, всё что угодно. И для дочери, как выясняется, тоже. Потому что как только мы садимся за стол и уже, наконец-то, начинаем расслабляться после дел праведных, в кабинет врывается Галина.

— Егор! — сходу набрасывается она. — Ты куда пропал⁈ Не позвонил ни разу! Разве так делают⁈ Всё, собирайся, я за тобой пришла. Там машина ждёт.

— Галя! — вскипает Жора. — Прекращай! У нас ужин! Мы только пришли, ещё не съели ничего!

— Я всё заказала, мне уже машину загружают, так что без еды не останется. А вы себе лучше девиц пригласите. Всё, Егора я забираю.

И ведь забирает. Буквально тянет меня за руку и вытаскивает из-за стола.

— Друзья, — прикладываю я руку к груди. — Отказать даме я никак не могу.

— Дамский угодник! — разочарованно бросает Жора. — Молодую кровь у нас забрала! Я тебе отомщу!

— Только я не один же, — говорю я Гале, тянущей меня из кабинета.

— А с кем ты?

— С водителем. С двумя даже.

— Нет, ну вы посмотрите на него. Ладно, в машине место будет.

— Да, машина у них есть, просто их позвать надо.

— Уже и машина есть? Ну, ты даёшь, Егор.

Наш кортеж прибывает на улицу Щусева. Галя сразу тянет меня наверх в квартиру, а ребята несут коробки из ресторана. Консьерж приветливо улыбается. Номенклатурная прелесть застоя, чтоб я так жил, как говорится. На сердце легко делается — легко на сердце от песни весёлой — и из него изливается практически гимн завтрашнему дню: Baby I feel good.

Всё возможно, всё можно, всё легко и доступно, а главное, весело-то как. Весело жить и наслаждаться молодостью, а кому-то и зрелостью. Да вот только, как научиться не задумываться о том, во что это всё превратится через десять лет. Да что десять, раньше закрутится, заварится, завертится и засосёт в водовороты истории.

— Галина! Это уже все границы переходит! — раздаётся вдруг возмущённый мужской голос. — Ты уже